Сны, сады и мостовые 10/10

* * *

Отцовский сад, как зеркало во мгле:

движения, черты, – неразличимы,

и снег его, не тающий в тепле,

растерянный, родной, непоправимый.

Я вижу дверь под вишнями, она

как будто вдаль немного приоткрыта,

в ней плещется весенняя волна

о камни поглощающего быта,

и на верёвке мокрое бельё,

как чаячья бессмысленная склока.

Скажи мне, сад, где прошлое моё,

стекающее в темноте со стёкол?

Но он опять молчит оцепенев,

чтоб не сморозить глупость или заумь,

как будто в горле тоже горький снег

запёкся вперемешку со слезами.

* * *

Пустой коридор с занавесками красными

качнулся волной невесомого шёлка,

но кто-то ступает над хрупкими фразами

по длинному полу, по краю осколка.

Смычок проплывает тонами альтовыми,

и времени ветер неслышно прозрачен,

но кто-то уходит шагами вишнёвыми,

и в сумочку мир пошатнувшийся прячет.

О, как высоко эти нежные отзвуки

останутся жить в городском подсознании,

и чья-то судьба, растворённая в воздухе,

и что-то ещё, но уже без названий.

* * *

Мы видим одинаковые сны:

снег хлопьями, лесная нежность пруда,

и за оленьим яблоком глазным

предчувствие бессмертия и чуда.

Мы влюблены прозрачностью ручья,

внезапным хрустом ветки под ногами

в хрустальный мех, осыпавший поля,

в глаза ночей с лиловыми кругами.

И, может быть, вся жизненная суть:

искать под снегом серебристый ягель

и в прежнюю действительность уснуть,

от новой оставаясь в полушаге.

И ждать, когда потянется строка,

раскачивая длинный гибкий стебель, –

чтоб снова посмотреть на облака,

мелькающие в том, оленьем, небе.

* * *

Мы встретимся с тобою в Праге

на улице У милосердных,

пусть будет день простой и жаркий –

мы канем в лето, лето в среду,

у той пивной за тёмной дверью,

что на углу розовостенном,

и благосклонные деревья

листву мечтательно возденут.

У той пивной давно закрытой

ход временной неоднозначен,

и наши прежние орбиты

пересекаются иначе

на двух ступеньках «Дня и ночи»,

но дверь толкнёшь – она поддастся:

нам повезёт, и застрекочут

часы ожившего пространства.

И в хитроумном механизме,

где всё рассчитано до йоты,

но только на пределе жизни

очнёшься и узнаешь кто ты,

мы сядем за свободный столик,

часы пробьют, умолкнут речи ...

И всё сначала: снег, и поле,

и я иду к тебе навстречу.

* * *

В полшёпота шершавых мостовых,

в полглаза занавешенных кварталов,

покуда тьма на стрелках часовых

натягивает сон, как одеяло,

пройти по зимним лужам, босиком, –

довольно странно и немного дерзко,

когда вода шипучим пузырьком

касается затурканного детства,

и буквы остановленных в нём птиц

в слова соединяются и фразы,

сбежавшие из кафельных больниц,

где трижды в сутки промывают разум.

Так близок поезд – где купить билет,

мороженое, танцы в лунном свете?

Смешное сердце бьётся о паркет

и вешаться готово в туалете,

как будто дырку сделал контролёр,

и каждый вдох оплакан и оплачен,

но пациент скорее жив, чем мёртв,

пусть это ничего уже не значит,

когда ботинки брошены под шкаф,

а вместе с ними правила и лица,

и мостовая впитывает шаг,

и музыка пронзительная длится.

2022