Стихотворения в прозе. Часть первая 10/10

ОДИНОЧЕСТВО

Если выйти на улицу, всемирной тоскою плыть по дороге мимо лающих подворотен, увидишь, листая мгновенья, как свет становится тоньше, будто его поедает наступающий вечер. Нет, вечер ещё не скоро, но в самом мельканье разбросанных сквозь листья лучей звучит уже его лёгкий зовущий голос – это мать ищет в толпе потерянное дитя. Свет перестанет быть един, рассеится во множестве бегающих точек во тьме. И окна домов заберут в себя остатки дня, и загорятся чужеродным, нездешним, обманным огнем. В окнах люди как тени, их быт не кажется чем-то самостоятельным, словно это лишь знаки и символы твоего одиночества, твоего потерянного райского быта. Тогда отвернись, и окна исчезнут как галлюцинация времени, в конечном счете ставшая теперь галлюцинацией самой жизни, когда ее пытаются измерить силой памяти или взять силой мечты.

ДВЕРЬ

Когда открывали дверь, выходила одна собака. И дверь закрывали. Собака бежала далеко, в ее собачьих глазах отражались луна и звезды. Она скоро чувствовала голод и возвращалась, и дверь открывали, и все большой тесной толпой окружали собаку. Они вглядывались в ее глаза, изучая луну и звезды, блестящие на дне собачьих глаз. День за днем одна и та же  луна, одни и те же звезды, вернее их плоские отражения, были представлены всеобщему обозрению и долгому обсуждению. Однажды собака исдохла и наступил конец света.

ОЗЕРО

Было озеро. Оно было разным для тех, кто жил внутри и для тех, кто живет снаружи. Внутренние его жители и не знали, что это озеро; они были внутри и не знали ничего, кроме озера. Поэтому озеро для них было все. Снаружи были другие, и озеро было отдельно от них. Они говорили: вот это земля, а это озеро. Озером они называли поверхность озера. И те, которые жили внутри, не знали о тех, которые живут снаружи, и наоборот. Лишь однажды увидел тот, кто снаружи, того, кто внутри, и они влюбились. Они встречались всегда в одном месте, где сильно рос камыш, они вглядывались в лица друг друга, а когда каждый из них решил открыть тайну своему народу, их неправильно поняли. Тому, кто жил снаружи, дали имя Нарцисс и объявили безумным. Что было с тем, который жил внутри, почти ничего не известно. Вернее, совсем ничего.

СКАЗКА ПРО ВОЛКА КОТОРЫЙ СТАЛ МЕДВЕДЕМ

Жил-был на свете волк. Был он столь добрым, ходил всюду с веничком, сплетённым из маленьких сухих листьев и сметал с пути своего мошек, блошек и жучков, паучков, чтобы не раздавить. И захотелось однажды волку есть, и пошёл он в деревню. Подходит к избе. Ложится у порога и засыпает. Вдруг, резкий, громкий звук! Где это я, где я… Темно вокруг, никого… Тысячи, миллионы лет… Но иногда будто шаги по снегу, далеко-далеко… Отчего же не дано мне души, чтобы жить вечно? Очнулся волк весь мокрый, в крови, с болью в груди, еле живой, но благо, стояли замечательнейшие апрельские солнечные деньки, и такое синее высокое небо.

ОБЛАКО

Высокое облако сначала напоминало человеческое лицо в профиль. Постепенно рот и нос вытянулись и, соединившись, стали похожи на рыло свиньи. Одни говорили: это игра ветра, это шалости его и его воля менять саму внутреннюю суть вещей и предметов, встречающихся на пути. Другие же возражали: само облако, отдавшись на волю ветрам, своей инфантильностью и равнодушием ко всему, своим нежеланием преодоления преград на пути приняло справедливую себе сущность. Было оно сначала в образе человеческом, да не стяжало труда над собой, и нельзя без труда оставаться и быть всегда человеком. Спор их продолжался недолго; хлынул дождь, стали они разбегаться по домам. Один из них обернулся, он увидел как из самого облака летели крупные капли, за ними трудно было разглядеть новый образ, но, кажется, теперь облако стало чем-то вроде перста, указывающего в сторону, обратную разбегающейся толпе.

ВИД ИЗ ОКНА

Из окна вижу бедного. Он, безногий, на краю дороги, скрипит на табуретке с колесиками. Он далеко. Оглянись он сейчас и протяни руку в мою сторону – я наверное сошёл бы с ума. Я сошёл бы туда, где он живёт, в его вселенную, спрятанную от моих глаз. В тоннели, в подвалы, в молекулы сырой земли и песка.

Рядом идёт мужчина. Он достаёт из сумки бутылку пива и пьёт её так, будто играет на трубе. Чему он трубит? Но мелодия его победоносна и празднична, такова его поза. Он передаёт бутылку спутнице, она пьёт так, будто смотрит в подзорную трубу. Что видит она? За чем наблюдает? Однако и её поза будто захвачена какой-то резвой веселостью.

На моём подоконнике стоит пиво, тлеют остатки косяка, я отворачиваюсь и беру книгу "Антология русского верлибра".

Как страшен этот мир! Страшен!

ЕЩЁ ВИД ИЗ ОКНА

Выйдя ночью на балкон, увидел как внезапно меняется яркость луны. Вся она тут же налилась, а точнее, покрылась жемчужным светом. Прямо под луною круглосуточный магазин стоит, как бы раззявившись. Идут два пьяные силуэта. Все ближе, ближе... Наконец, магазин проглатывает их, допивая тени. Рядом с магазином растет трава. Не правда ли, любить природу значит равно любить розу и навозного жука? Ибо любовь есть скорость высшая скорости света! Любить скорость значит любить стремительное падение вниз, как наивысшее проявление скорости? Нет! Наивысшее проявление скорости есть сама скорость, а значит нет ни верха, ни низа. Кто же я теперь – глядящий на всё с балкона двадцать третьего этажа? Никто кроме глаз, да и те лишь некое придаточное средство, данное высотой высоте, любовью – любви, ужасом – ужасу. Но уже рассвет, или белые ночи сходят с ума в тоске о недозакатившемся солнце.

НИЧЕГО ЛИЧНОГО

Домашние животные в основном разделились на два лагеря: кошки и собаки.

Собак любят за то, что они якобы, может быть и не якобы, очень верны хозяину. У кошек в принципе нет такого понятия как хозяин, но тем не менее, хозяины, как таковые, предпочитают вешать поводки именно на собак, т. е. верность, на их взгляд, должна сдерживаться поводком, тогда как кошкам кроме доверия человеку особенно нечего предложить.

В глубокой древности была такая малоизвестная история: кошка собаку родила. Принято считать это метафорой, но сами древние, как вспоминают их современники, рассказывали об этом ясно и просто, как если бы в самом деле некая дикая кошка, живущая в глубинах Дальневосточного леса, родила нечто рычащее, прыгающее и играющее подобно щенку, чьи внешние данные издалека походили на старую беспородую суку.

Гав! - сказало новое существо, – добро пожаловать, - буркнул толстяк-человек и накинул ошейник, одновременно подмигнув ему, существу, как самому близкому другу.