Посвящается светлой памяти В. О. Каппеля 10/10

 Наколото небо на  ветки сосны.
                И, кажется гривы лесные,
под вьюгой вселенской не помнят весны.
                Не помнит её и Россия.
Здесь ад кумачовый кроят палачи -
                жжёт истина эта простая.
Уснуть не даёт в леденящей ночи
                пронзительный крик горностая.
 
Надрывно таёжная смотрит заря.
                И шепчутся вечные дали.
Но Каппель в седле вспоминает царя
                и Бога, что прежде распяли.
Не ропщут полки,- под погоном плечо.
                Безвременья   ветхие  торбы
их шаг не крадут... Ныне смерть нипочём,
                На  лицах уставших нет  скорби.
 
Однажды кресту присягнувший – не трусь!
                Страшись малодушных засилья.
Ведь мы из Харбина вернёмся на Русь
                на белых, стремительных крыльях!

 





"В селении Барга Каппеля внесли в теплую, большую избу, быстро сняли шубу и, с трудом разрезав, стащили примерзшие к ногам бурки. От колена до ступни ноги были белые и одеревенели. Пока разыскали врача, шедшего с какой-то частью, несколько человек оттирали снегом отмороженные ноги. Каппель метался в бреду, что-то приказывал, что-то требовал. Наконец запыхавшийся доктор прибежал и мгновенно определил:

- Пятки и часть пальцев сейчас же ампутировать.

Но операцию было нечем произвести - все инструменты пропали где-то в походе.

- А иначе? – спросил Вырыпаев.

- Иначе гангрена и конец, - шёпотом отозвался врач, взглянул на лежавший на столе кухонный нож, взял его в руки, осмотрел, задумался, а потом привыкшим к приказам в госпиталях голосом распорядился:

- Спирту - скорее.

В топящейся печке докрасна прокалили нож, протерли спиртом, и доктор склонился к ногам Главнокомандующего.

Каппель пришел в себя через сутки и спросил тихо:

- Доктор, почему так больно?

Узнав об операции, он на минуту задумался, а потом, приподнявшись на постели, приступил к организации порядка движения, вызывая к себе начальников частей и отдавая необходимые приказания. Так прошел день, больному становилось то лучше, то хуже, но сознания он не терял. На другое утро, наладив движение и убедившись, что большая часть армии уже прошла Баргу, Каппель решил двинуться дальше и сам. В Барге, у богатого мехопромышленника, нашли большие удобные сани, в которые хотели уложить больного генерала. Услышав это, он удивленно взглянул на окружающих:

- Сани? Это напрасно - дайте мне коня.

Все переглянулись, думая, что он снова бредит, но, повысив голос, тоном строгого приказа Главнокомандующий повторил:

- Коня!

Сжавшего зубы от боли, бледного, худого генерала на руках вынесли во двор и посадили в седло. Он тронул коня и выехал на улицу - там тянулись части его армии и, преодолевая мучительную боль и общую слабость, Каппель выпрямился в седле и приложил руку в папахе. С закутанными одеялом ногами генерал продолжал свой последний путь. Стоять и ходить он не мог. На ночлегах его осторожно снимали с седла и вносили на руках в избу, где чуть обогревшись, Владимир Оскарович, лежа в кровати, приступал снова к своим обязанностям Главнокомандующего, вызывая отдельных начальников, отдавая приказания, направляя движение. Через неделю ему стало хуже: усилился жар, участились обмороки. Ни термометра, ни лекарств не было, и врачи, сосредоточившись на обмороженных ногах, упустили развившуюся у генерала пневмонию.

А армия, умиравшая от тифа, холода и ран, устилавшая каждую пройденную версту мёртвыми телами, продолжала верить в своего генерала. Ф. Мейбом вспоминал: «Последние запасы консервов кончились. Стали есть падшую конину; хлеб кончился, перешли на заваруху (смесь муки со снегом, получается клейстер). Кончились спички, не стало костров. Спали на снегу, и многие, засыпая, уже не просыпались. Сотни вёрст глубокого снега, тысячелетние гигантские деревья и непроходимый кустарник. Без дорог, по таёжным тропам, наша Белая армия шаг за шагом шла без всякого ропота за своим вождём генералом Каппелем…»-из эссе Елены Владимировны Семёновой"Белый Витязь Сибири" www.stihi.ru/avtor/etna28