Жрица любви 0/10

Изабелла Черпыкова вовсе не была красавицей,

хотя и носила гордое имя испанских королев.

Невысокая, плотная, довольно страшненькая на вид,

Изабелла Егоровна приехала из глубин Якутии,

второй год проживала в женском общежитии,

знаниями не блистала — так, серая мышка.

Наверное, именно поэтому её самовыдвижение

на собрании комсомольской организации факультета

произвело в ту осень эффект разорвавшейся бомбы.

Впрочем, бомба была довольно слабенькая,

поскольку в комсомольские чины никто не рвался,

общественной работы бывшая школота избегала,

решив прожить пять лет по принципу "лишь бы не я".

Степанов распирожился, вспомнил школьное прошлое,

его радостно избрали к Изабелле в заместители —

весельчака Степанова приметили ещё в "колхозе",

как именовалась тогда осенняя уборка урожая,

на которую выезжали в село всем коллективом.

Через много лет Степанов понял, что тогда случилось.

С годами приходит к нам странное чувство жалости,

людские ошибки, слабости и пороки теряют остроту,

человек научается прощать и сопереживать —

ну что с того, что суждения наши порой так нелепы?

Девушка-якутка впервые попала в большой мир,

начиталась умных книжек, поверила в чудеса,

вышла к людям с доверчиво раскрытой душой.

Что с того, если Изабелла Черпыкова захотела любви?

В тот вечер они собрались в одной из комнат общежития,

куда пришло два десятка студентов обоего пола,

Черпыкова потребовала включить песню Джо Дассена,

чтобы потом, волнуясь, завести разговор о любви.

Она читала какие-то стихи, преисполненные пафоса,

Степанов умирал от стыда, мусоля ткань занавески,

старшие ребята поддакивали раскрасневшейся якутке,

перемигивались девчонки, крутя пальцами у виска —

было невыносимо душно, хотелось скорее уйти.

Конечно, Изабеллу спровоцировали на скандальчик,

сделали из неё посмещище, "жрицу свободной любви",

было что ещё потом, грязненькое и вульгарное,

такое, что Степанову сразу же захотелось забыть.

Не было в этом ничего смешного или ужасного,

но Степанов зачем-то поддакивал, подхихикивал.

Через месяц Изабелла угодила в психбольницу,

где диагностировали у неё тяжкий нервный срыв,

Степанов стал комсоргом факультета — ненадолго.

Жизнь часто подбрасывает нам "бумеранги".

В разгаре девяностых случилось Степанову

приехать на машиностроительный завод в Нерюнгри,

к тому времени национальное самосознание якутов

выросло будто на дрожжах — никшни, русский!

В автобусе Степанову никто не соизволил отвечать,

а директор завода поведал горькую историю про то,

как приходится ему брать на завод только нацкадры,

которые ничего не умеют и не хотят работать.

Смотрел Степанов на всё это дивное безобразие

из окна гостиницы "Холбон", и думал о том,

что всё неправильное в мире всегда наказуемо —

посмеялись, сломали жизнь, сподличали в юности,

а потом позволили обиженным сесть себе на холку.

А с газетного листа улыбалась ему некая Черпыкова,

может статься, именно она, та самая Изабелла,

растолстевшая до неузнаваемости "жрица любви",

надменная чиновница из местной администрации,

занимавшаяся в Нерюнгри бартером угля на продукты.

И что-то подсказывало загрустившему Степанову...