Поезд № 145 10/10

Поезд № 145

Александр Бочаров 55

                          (Юг Западной Сибири, осень 1968 г.)

               Поезд тронулся, быстро набирая скорость. Они выбежали из привокзального буфета с завёрнутыми пирожками, одетые в фуфайки, потрёпанные  штаны, зимние шапки, стёганные  рукавицы и обутые в резиновые сапоги.
               Первый - заскочил на подножку седьмого вагона, а второй, цыган Витька Муратов, пружинистыми прыжками успел подняться на ступеньки девятого вагона.
               В проёме входной двери мордастый, откормленный кондуктор потребовал проездной билет, который был на руках у старшего группы в головной плацкарте. Не принимая в расчёт объяснения цыгана, контролёр вытолкнул его из тамбура на нижнюю ступеньку, освободил стопорную защёлку, опустил боковую площадку вниз и резко закрыл дверь на замок специальным трёхгранным ключом.
               Первому повезло ещё меньше  -  всё было наглухо закрыто и ему осталось лишь встать на нижнюю опору и крепко вцепиться руками в металлические поручни.
               Пассажирский состав развил максимальную скорость движения. Мерное перестукивание колёс по  железнодорожному пути, хаотичная "болтанка" на поворотах и рельсовых стыках, отражались звоном, скрежетом, лязгом, вибрацией, тряской и пронизывали всё тело от стоп до макушки, через копчик и ... разум.
                Перегон от Плотниково  до Ленинск - Кузнецка в 93 километра, возможно, станет последней дорогой в их молодой, кипучей жизни. 
                Жгучий, холодный ветер ударил Шурику в лицо, он безжалостно впился в щёки, в нос и в губы. Было больно смотреть, так как в глаза летел колючий снег...
                Одной рукой парень, как можно плотнее, натянул на голову шапку, зубами и пальцами руки прочно завязал тесёмки, подбородок и губы закрыл шарфом, развернулся спиной к встречному ветру  пригнулся и надёжно пристроился на нижней подножке.
               Шурка смотрел назад, в хвост состава, который просматривался сквозь не плотные завихрения из снега, то ли падающего с неба, то ли летящего из под колес  от железнодорожного полотна. На повороте, вся сцепка вагонов вырисовывалась в огромную часть дуги, где  есть начало и имеется конец.
                На расстоянии не более пятидесяти метров, через восьмой вагон, ютился цыган. Он периодически  тарабанил кулаком в закрытую дверь, извергал проклятия по поводу и без повода. 
               Витька выплёскивал свои эмоции, импульсивно подёргивал ногами, упирался козырьком шапки - ушанки или в металлические поручни, или в обшивку пассажирского поезда "Москва - Новокузнецк", мчащегося с бешеной скоростью на юг Западной Сибири.
               Все его усилия были напрасны, пользу приносила лишь одна цыганская кровь, бурлящая в жилах и согревающая его тело...
               Поистратив часть своих сил через эмоции, цыган немного успокоился, обмяк и сник. Он посмотрел в сторону товарища по несчастью, махнул рукой, повернулся задом к потоку пронизывающего ветра, согнулся и плотно прижался к полотну двери возле правого поручня.
               Через полчаса с подветренной стороны левая рука Муратова почти закоченела от холода, казалось, что она вот вот потеряет чувствительность и отпустит поручень. Правая рука стала предательски неметь. 
               Последним усилием воли Виктор немного приподнялся, поставил носок правой ноги на левую, перенёс центр тяжести, затем сменил ноги. Через рукавицу зубами вцепился в мякоть ладони онемевшей руки и стал трепать её из стороны в сторону, постепенно она начала отходить.
                Виктор перебирал и массировал пальцы рук, локтевым сгибом левой руки вцепился  в обнимку с железным поручнем, осторожно нагнулся над голенищем сапога  и вытащил цыганский кнут из черёмухового древка - кнутовища и кожаного шитого кнутовья.
                В верхней части, у древка, свисали кисти из кожи с металлическими цепочками. Цыган мастерски, одной рукой, обвил кнут вокруг своего пояса, туго привязался к поручням и освободил руки.

               Скорый поезд неудержимо всё мчался и мчался: по слегка заснеженным равнинам; вдоль леса с растущими осинами, елями, берёзами и разнообразными кустарниками; через железнодорожные мосты; мимо маленьких полустанков, посёлков, сёл и деревень, с их колхозными полями, раздолбанными просёлочными дорогами, разбитыми машинами и тракторами.
               Немного погодя снег перестал падать, небо прояснилось от рваных снежных туч и покрылось бледно - голубыми разводами с широкими просветами между узкими перистыми облаками.
               Солнце покидало отверженных и уходило на запад, не оставляя тепла и ярких лучей света. 
Оно медленно катилось к закату, очерчивая багряной полосой видимый горизонт: внизу - земля, выше - бескрайнее небо. 
               Лучи солнца не грели, они несли последние потоки света без так необходимого тепла двум дерзновенным молодым парням, полным сил и энергии, для их выживания именно здесь и сейчас, чтобы жить дальше на этой грешной, но чертовски привлекательной земле.
               Шурка с грустью глядел на эту вечность: сдаться или бороться, спрыгнуть под откос или цепляться и держаться за поручни?!
               Ноги надёжно укрыты от холода, на шерстяные носки намотаны зимние байковые портянки.
Там сухо и тепло, и это - главное. Правда, верх высоких резиновых сапог завёрнут, как полусапоги, что при сильном ветре быстро охладит голени .   
               Необходимо срочно развернуть оба голенища. Шурка правой рукой отстегнул две нижние пуговицы фуфайки, расстегнул на брюках кожаный ремень и вытащил его из шлёвок пояса брюк.
               Подпоясался ремнём сверху и по низу полы фуфайки закрепил своё тело к поручню вагона. Убедившись в надёжности  крепления, парень приподнял одну ногу, расправил на всю длину голенище, затем то же самое проделал и с другим сапогом.
               На груди, за пазухой лежал завернутый павловопосадский шерстяной платок, купленный в подарок маме у барыг на перроне станции.
               Проблемы и тревоги, неожиданно свалившиеся на его голову, постепенно отошли на второй план. В сложившейся ситуации Шурке стало понятно, что двум смертям не бывать, а одной - не миновать и смерть с косой, по всей видимости, придёт за ним и цыганом намного позже, но не сейчас и не здесь. 
               Самое страшное, что может произойти на железнодорожном перегоне, так это - переохлаждение тела и обморожение лица, рук и ног. 
               Время всё расставит по своим местам и каждый будет там, где должен быть. Надо запастись терпением, крепко вцепиться в поручни и ждать, когда остановится поезд.
               Воспоминания и события последнего месяца каруселью закрутились в его голове, отвлекая от сложившейся опасной действительности, для выхода из которой имеются весьма шаткие и ограниченные возможности.


                Продолжение следует...