Баллада о пивном ларьке 10/10

Жара у моря градусов под сорок

стояла, и стоял на берегу

пивной ларёк, уже давно за сорок,

я всё ещё зачем-то берегу

в душе воспоминание о том,

как две стихии слизывали пену

прохладную проворным язычком,

и были обе необыкновенны.

.

Одна из них, как томная матрона,

пресыщенная, но еще в соку,

разгоряченных принимала в лоно,

всех раскоряченных на берегу,

и слиться с нею мне хотелось тоже,

с утра я утешения искал,

но пиво было все-таки дороже,

поэтому за пивом и стоял.

.

Другая, там ещё была другая,

кудрява, как барашек, и глупа,

на парапете ножками болтая,

ладошкой утирая пот со лба,

сидела с кружкой пива тяжеленной,

и мне казалась столь же вожделенной,

как пиво, за которым я стоял

минут пятнадцать в очереди плотной.

.

Зачем стоял я, раздражённый, потный,

покуда взгляд прелестницы сиял,

зачем она свои девчачьи глазки

мне строила, русалочкой смеясь,

зачем сандалий греческих завязки

ползли по ножкам бронзовым, змеясь,

зачем на ней была такой короткой

туника на бретельках, вот вопрос.

.

Я на неё глядел прямой наводкой,

и молод был, как молодой матрос,

тогда я был практически невинный,

и слишком близко к сердцу принимал

тот факт, что тряпочка была недлинной,

но как-то невменяемо внимал,

как студень, что-то стыдное лежало

в душе моей суровой, и дрожало.

.

Меня знобило, было между нами

всего-то ничего, но сделать шаг

гудящими, как пароход, ногами

казалось невозможным, ну никак,

в том полуобморочном состояньи,

казалось между нами расстоянье,

как между теплоходами в порту,

стоящими почти что друг на друге.

.

Служила на одном из них в обслуге,

подумал почему-то я, в поту,

со свежефиолетовым фингалом,

я выглядел, наверно, славным малым,

симпатии внушающим таким

девицам простодушным, круглолицым,

взывающим своим коротким ситцем

к таким же чувствам милым и простым.

.

Но было слишком жарко, и похмелье

меня впервые колотило так,

какого омерзительного зелья

вчера я нахлебался, как дурак,

с такою швалью выпил столько дряни

и подцепил в портовом ресторане

такую, что хотелось от стыда

бежать с утра неведомо куда.

.

И я бежал, как сукин сын побитый,

куда глаза глядят, поджавши хвост,

пока не встретил очереди хвост,

и стал, как скот несытый у корыта,

из коего ещё другие псы

лакают, вот тогда-то мизантропом

я стал, и всех возненавидел скопом,

минуты проползали как часы.

.

Вот только море в это время суток

и дурочка мне утешали взгляд,

в то время, как по-рубенсовски жуток

и тесен, как мясной колбасный ряд,

был берег, освежёванные туши

теснили душу тёплой тошнотой,

и я отвел глаза от грязной суши

к стихии восхитительно пустой.

.

К моей другой, которую наполнил

всем совершенством глупости моей,

она была гречанкою, верней

обычной нереидой, так запомнил,

а мог бы проводить ее домой,

пока глаза я отводил стыдливо,

она ушла с плечистым и плешивым,

а пиво кончилось передо мной.