Непогода 10/10

Всё правильно — бывает погода,

то бишь годное для жизни состояние природы,

а бывает погода с приставкой НЕ —

это когда на улицу лучше вообще не выходить.

Степанов, бледный юноша лет тринадцати,

приехавший в деревню погостить на лето,

плёлся в сыром утреннем тумане по сельской улице —

сегодня был черёд его родственников

гнать общественное стадо на выпас,

но дед-фельдшер с бабушкой вели приём,

ставили печальным старушкам прописанные уколы,

поэтому Степанов-младший вышел в поле за главного.

Туман медленно поднимался,

но хорошего в этом было мало,

поскольку наконец-то стало понятно,

что день ожидается нудный, серый и дождливый.

Заспанные хозяйки выпускали кормилиц со двора,

без особого доверия посматривая на юного пастуха,

преувеличенно бодро свиставшего военный марш.

Неосознанно стараясь подражать взрослым,

Степанов уверенно вышагивал по сырому песку

в дедовых "кирзачах" и заношенном дождевике,

зычно покрикивая на особо шкодных подопечных,

вечно старавшихся залезть в чьи-нибудь посевы,

словом, старательно играл ответственную роль

настоящего коровьего командира.

Девятнадцать разномастных коров да пятеро овец,

которых Степанов недолюбливал за тупость,

поскольку те вечно шарахались по каким-нибудь кустам,

отставали от колонны и противно орали своё «бэ-э-э» —

вот был весь вверенный ему на сегодня контингент.

За околицей деревни животные проснулись,

сбились в дружный коллектив и двинулись на луг,

своё излюбленное место поглощения разнотравья.

Обозрев вверенную ему маленькую армию

взыскательным генеральским взором,

Степанов тоже расположился на лугу,

на пригорке у подножия одинокой сосны,

расщепленной неизвестно кем на три макушки.

Между тем начал накрапывать дождик,

кругом опять стемнело.

Его солдаты, чем-то озабоченные,

дружно потянулись к хилому сосновому лесочку,

видневшемуся на самом краю луговой равнины.

Природа сегодня явно не ждала никого в гости.

Степанов со вздохом поднялся, осознавая,

что сегодня ему предстоит вымокнуть до нитки —

то ли в чистом поле, то ли в жиденьком лесочке.

Прощаясь, он постучал ладонью по телу сосны,

но дерево безжизненно промолчало в ответ,

и ему вдруг стало как-то очень не по себе.

Дождь усиливался, небо чернело и пухло,

Степанов поднял голову и явственно услышал,

как нарастает в тишине гул падающих капель,

со стуком и шелестом бьющих по траве.

Он поёжился, почувствовав себя в прицеле

неведомой силы, жестокой и пугающей,

шагнул с пригорка и успел сделать несколько шагов,

как небо за его спиной выпустило наружу свет,

разом ослепивший и напугавший Степанова,

и тут же разорвалось громовым зарядом такой силы,

что земля под ногами юного пастуха подпрыгнула.

Степанов упал, вскочил, потом снова упал —

он мчался по сырой траве то на четвереньках,

то согнувшись, словно под огнём противника.

Молнии лупили со всех сторон, земля дрожала,

что-то падало, запахло чем-то неприятным —

Степанов мчался к деревьям, боясь оглянуться.

Его коровы спокойно улеглись в лесочке и дремали,

вполне комфортно пережидая природный катаклизм.

Чёртовы животные оказались умнее своего пастуха!

Он уселся на трухлявый ствол поваленного дерева,

руки и ноги его дрожали, сердце стучало в горле,

но теперь громы и молнии были не так страшны.

Степанов потрогал на боку сумку и успокоился —

бутылка молока, выданная бабушкой, была цела.

Он пересчитал огромные тёмные туши коров,

радуясь тому, что все его подопечные на месте.

Перепуганная стайка овец прижалась к его ногам,

Степанов погладил тёплые шерстяные спины "бяшек",

трусишки дрожали, как осины, в любую погоду —

он ощутил трогательное единение с животными,

безропотно пережидавшими небесное сражение —

все они здесь были созданиями одного мастера,

вот только мастер тот сегодня был явно не в духе.

Некто непонятный, яростный и беспощадный,

продолжал бесноваться где-то в небесах,

Степанов улыбнулся, вдруг представил себе воочию

этакого злобного здоровенного дядьку с молнией,

вспомнил греческие мифы про разборки богов,

осмелел и окончательно уверился в том,

что теперь-то он находится в полной безопасности.

Между тем лесок странным образом преобразился,

в нём словно зажгли праздничное освещение —

услышав за спиной странное шипение и треск,

Степанов ощутил присутствие чего-то необычного.

Он медленно повернул голову налево и обмер —

буквально в десятке метров от него

метался в воздухе искрящийся белый шар,

непонятно, как и откуда здесь взявшийся.

Лесок делила надвое старая заросшая дорога,

над которой судорожно рыскало туда-сюда

нечто обжигающе белое и очень страшное

размерами примерно с футбольный мяч.

Степанов никогда не видел шаровой молнии,

но много слыхал о ней от местных пацанов.

Он испугался и затаился, боясь пошевелиться —

в поведении рыскающего по лесочку "мяча"

было что-то нервозное, звериное, угрожающее —

ему захотелось выскочить из дедовых сапог

и бежать отсюда куда глаза глядят —

босым ему бежалось бы куда быстрее.

Овцы замерли у его ног, словно каменные,

Степанов увидел их неистово выпученные глаза,

прочёл в них безнадёжную покорность судьбе —

он сам теперь еле сдерживал себя в руках,

стараясь не смотреть на зловещий шар,

который то метался как заполошный,

то замирал, словно к чему-то прислушиваясь.

А потом жуткий сгусток света исчез.

Пропал, словно его никогда и не было.

Сколько это продлилось — минуты, секунды?

Степанов не помнил.

Страх стёр его память.

Ноги не слушались,

руки дрожали, голос тоже,

он пытался прокашляться — не получалось.

Между тем дождь стих,

небо разом просветлело,

коровы зашевелились,

тяжело вставая враскачку,

потянулись одна за одной на луг,

где в лучах вывалившегося из туч яркого солнца

сверкала рясная зелёная трава.

Степанов откинул капюшон и зажмурился,

подставив мокрое лицо свежему летнему ветерку.

Овцы послушно шли за ним по пятам,

стараясь не отставать от боевого командира,

и так радостно орали своё любимое "бэ-э-э",

что Степанов захохотал – мои ж вы хорошие...

Через полчаса он почти забыл об увиденном,

начиная сильно сомневаться,

не причудилось ли ему всё случившееся —

пока не увидел ту самую одинокую сосну,

расщепленную сверху донизу

безжалостным и страшным ударом,

нанесённым откуда-то с небесных высот.