Герои позавчерашних дней 10/10

Дисклеймер. Текст утомительно длинный. 

Этакий производственный мини-роман. 

Слабонервным и жаждущим поэзии читать не рекомендуется. 

1.

Степанов лежит на операционном столе и страдает.

Больше всего ему сейчас хочется встать и убежать,

смыться куда подальше из этого хирургического рая,

с его чистотой, ярким светом, вниманием персонала,

звяканьем инструментов и жужжанием аппаратуры,

бежать прямо так, в пакетах, надетых на ноги.

Впервые в жизни Степанов видит всё это чудо — бахилы,

чистоту, красоту и доброжелательность повсюду.

В прошлом году приехала в их город бригада врачей

из офтальмологической клиники Святослава Фёдорова

обследовать работников их секретного предприятия,

а потом посыпались приглашения на операцию.

Оказалось, что ехать надо недалеко, в краевой центр,

главный механик Костя Шереметов рванул первым,

вернулся растерянным и счастливым, без очков,

рассказывал всем по многу раз о том, что пережил,

уверяя, что видит теперь белку на той стороне Амура.

Такой медицины в начале 90-х никто ещё не видывал.

Пришла открытка и Степанову, однако вышла заковыка —

его новый начальник, заместитель директора Матвеенко,

приглашённый директором лично с соседнего завода,

вдруг воспылал к Степанову странной ненавистью,

которая неожиданно полезла изо всех щелей —

а щелей у любого снабженца за спиной бывает немало.

Заводские удивлялись — в коллективе было не принято

воспитывать своих сотрудников вот так, прилюдно,

тащи виновного в кабинет и разбирайся сколько хочешь,

но ябедничать директору на собственного подчинённого,

язвить на совещаниях в его адрес, заваливать текучкой —

это уже нездоровая ситуация, тут попахивало клиникой.

Сбитый с толку Степанов пребывал в полном недоумении.

Коллеги на заводе не раз вразумляли молодого наглеца,

сбивали с него спесь — но это были внятные претензии.

Матвеенко валил его без объяснений, жёстко и беспощадно,

то ли присмотрел кого-то взамен, то ли опасался за себя.

Если бы директор, который в своё время был парторгом,

не дал Степанову когда-то рекомендацию в КПСС — край.

Партия за три августовских дня накрылась медным тазом,

парторг стал директором, хотя и поддержал ГКЧП, как все,

но такие вещи не забываются — ручались тогда не за всех.

В общем, кое-как отпустили Степанова на операцию.

Оставаться без операции Степанову никак нельзя —

зрение у него хреновое с самого раннего детства,

ещё в младенчестве заболел Степанов тяжкой ангиной,

что и отразилось на зрении — полы в избе холодные,

недосмотрели семь нянек, и дитя осталось без глазу.

За четыре года института "дитя" потеряло четыре диоптрии.

Расстроенный Степанов приготовился ослепнуть —

завязывал глаза и жил на ощупь, в полной темноте.

Мир на ощупь совсем не такой приятный, как на взгляд,

кто проверял, тот знает — жутковатое послевкусие.

Теперь Степанов лежит, вцепившись пальцами в металл,

глаз его вынут из глазницы и видит всё вокруг — ух ты! —

Степанов возбуждённо хохочет, доктор тоже смеётся —

завтра будешь выть от боли и двигаться ощупью по стене,

спасибо тем, кто придумал поручни на неё присобачить.

А что делать? Всё по уму в этой удивительной клинике…

2.

Степанов едет домой, слушая стук колёс скорого поезда.

Для удобства оперированных прямо в больнице есть касса,

какая благодать для несчастных ослеплённых пациентов!

А ещё прямо от крыльца на вокзал ходит микроавтобус.

Дома хорошо, жена укладывает его, слушает и ахает —

неужели где-то есть такие чудеса и эти… бахилы, вот.

Через пару дней Степанов идет на осмотр к окулистам,

те качают головами и продляют больничный на две недели.

Матвеенко в ярости, он уверен — Степанов «шлангует»,

отдел без начальника лихорадит, Матвеенко дёргает всех,

сыплет угрозами, оскорблениями — народ в панике.

Надо что-то предпринимать, но что? Полузрячему?

Степанов идёт к директору, пытается объясниться,

но Аксёнов в ответ говорит весьма неожиданную вещь:

— Ты понимаешь, я его хорошо знаю, как коммуниста!

Вот если бы ты располагал фактами или свидетелями…

А пока это всё так, мелкие дрязги — притрётесь…

Да, всё выглядит как детский лепет, ничего не скажешь.

Матвеенко улыбается змеиной улыбкой: — Стучишь?

Отчаявшись что-то кому-то доказать, слепой Степанов

приносит тяжеленную печатную машинку «Ятрань»,

вставляет листы, копирку и начинает вполглаза стучать.

Стучать натурально и стучать в переносном смысле —

он печатает протокол собрания трудового коллектива,

который «выказывает недоверие методам тов. Матвеенко»,

отныне переходя в подчинение «лично ген. директору».

Коллектив в снабжении немаленький, но подписывают все,

Матвеенко успел насолить многим по мелочи, походя —

то нахамит и сам не заметит, то накажет не пойми за что.

Степанов отдаёт документ в приёмную, ждёт директора,

но тот не желает его замечать, Матвеенко усмехается,

секретарша грустно качает головой — похоже, дело плохо.

Степанов множит и распространяет свою прокламацию,

через пару часов о ней знает весь завод и полгорода.

Тогда, в 92-м, для почтового ящика В-8712 это бомба.

Степанов ужасается содеянному, директор безмолвствует,

но вечером звонит куратор из Москвы, сам Калмыков:

— Что у вас там эти демократы, мать их так, вытворяют?

Степанов всю ночь не спит, бродит по дому, пугая жену.

Нет, нужно найти что-то ощутимое, сочное, фактурное.

Как сейчас принято говорить, триггер для директора.

Как дразнили удава бандерлоги? Земляным червяком?

Что-то вертится на уме, что-то простое и до боли знакомое…

3.

Погубят Матвеенко, как ни странно, детские кубики.

Выпускают их тогда в обязаловку, выбора у завода нет,

покупают пиломатериал и делают из него наборы для игр,

поскольку придумать что-то иное, рентабельное, не могут.

Директор «кухню» хорошо знает, но спуску не даёт —

сказано, значит, сделано, план никто отменять не будет.

Матвеенко, человек новый, от такого расклада охреневает,

у него в голове не укладывается — зачем делать кубики?

Начинается у него на эти милые детские радости аллергия,

а однажды он приходит с совещания таким взбешённым,

с пеной повелевая саботировать выпуск чёртовых игрушек,

мол, нету хорошего пиломатериала и не предвидится.

Степанов вспоминает об этом утром совершенно случайно,

встретив Илюшу Кочина, отвечающего за пиломатериал.

Кочин раздолбай, плут, алкаш и флюгер тот ещё,

другого такого шанса может больше не случиться,

они ждут директора прямо у ворот, выкладывая всё с ходу.

Директор зыркает на Кочина, тот вытягивается во фрунт —

Илюша служил прапорщиком и дисциплину знает туго:

— Было, Кочин? — Так точно, было, товарищ директор!

Все слышали, обещал наказать, а вас больше не слушать…

Потом будет другой разговор за директорским столом,

Степанов обомлеет — Матвеенко достаточно всё отрицать,

но тот устраивает спектакль, усмехается, прячет глаза,

на вопрос директора отвечая с хитрецой: — Пусть докажут!

Директор распускает совещание, остаётся с замом наедине.

Через полчаса Матвеенко собирает свои вещички,

проклиная Степанова чём свет стоит — «кокнули вожачка»,

так говорил герой фильма «Оптимистическая трагедия».

Его преданная секретарша мечется, изображая жертву.

Глаза ещё побаливают — всё-таки восемь швов не шутка,

но директор не должен пожалеть о сделанном выборе.

Степанов с азартом бросается в работу, зажигая людей.

Матвеенко подаст на него в суд за клевету, будет весело —

Степанов приведёт в суд добрую половину своего отдела,

народ припомнит мучителю всё, добавив кучу деталей —

использовал-де, гад, служебное положение в личных целях.

Матвеенко выглядит на суде совершенно по-дурацки,

он хохочет, несёт ерунду, бормочет что-то под нос,

а суд ещё тот, советский, с народными заседателями.

Один из них не выдерживает, требуя прекратить балаган —

пока все слушают решение суда, Матвеенко сбегает из зала.

Вскоре Степанов встречает коллегу с соседнего завода:

— Это вы нашего Матвеенко уделали? Молодцы какие!

Он же на всю голову больной… Его вторая жена бросила!

Ему лечиться надо, у него реально проблемы с психикой…

— А чего ж ты молчал про это всё раньше, Витенька?

— Так он же был замдиректора, мало ли? Нагадить мог…

4.

Жаль, но добра без худа тоже никогда не бывает,

новый заместитель директора Лузин совсем не лучше,

он не производственник, а торгаш, ему всё невпротык,

человек безвольный и поэтому совсем никакущий,

Лузин даже приказывает так, как будто просит,

зато склоняет всех и вся к фантастическим прожектам.

Через месяц в тесном номере гостиницы «Новосибирск»

Степанов с ужасом слушает басни пьяного брокера,

какого-то отставного чекиста с крутыми связями,

в прайсе которого можно найти всё на свете —

самолёты, танки, подводные лодки и даже крейсер.

— Ёшкин кот! На… Зачем нам самолёт, Андрей Иваныч?

— Дык на рыбалку летать будем! — радуется жизни Лузин.

— А подводная лодка заводу на какой… чёрт?

— Дык я ж говорю, на рыбалку! Рыбу будем искать!

Степанов вздыхает и понимает, что мир сошёл с ума.

Вскорости он спутается с брокером Володей Смирновым,

продаст соседнему заводу через того какие-то рукава,

получит свой первый бакшиш — пакет лохматых долларов,

испещрённых полумесяцами и странными знаками,

плюнет на родной завод окончательно и поедет искать удачу.

Директор назовёт его предателем, отберёт 13-ю зарплату.

А через год Степанов увидит в газете — «ИП В.М.Аксёнов».

Директор стал индивидуальным предпринимателем?!

Степанов посмеётся — «есаул, есаул, что ж ты бросил коня?»

Да, ненадолго пережил его на заводе товарищ директор.

Вспомнится Степанову, как покупал он Аксёнову доллары,

дело было прошлой зимой, тот ещё ходил в парторгах.

Степанов брёл вечером по московской раскисшей жиже,

тащился чёрт знает куда, злясь и проклиная всё на свете —

тогда обменников никаких ещё не существовало,

банки продавали валюту тайком, побаивались бандитов.

Банки занимали пару комнат в каком-нибудь офисе,

клиентов впускали только по звонку и по паролю —

я от Иван Иваныча, у вас продаётся славянский шкаф?

Страшно было — эти прикончат или на улице укокошат?

Тоже мне, подпольщики в годы революции, понимаешь!

Хрен их поймёт, всех этих «пламенных коммунистов»…

А Матвеенко сопьётся — окончательно и бесповоротно.

5.

Операция зрения Степанову не вернёт — слишком поздно,

но ухудшение его остановит раз и навсегда.

Самый известный российский хирург-офтальмолог

Святослав Николаевич Федоров погибнет в июне 2001 года

в результате крушения технически неисправного вертолета

над пустырём в Братцево, недалеко от МКАДа.

Судьба охотится за ним долго и целенаправленно.

Сначала в марте сорок пятого Фёдоров попал под трамвай,

ему ампутировали стопу и треть голени левой ноги.

Летом шестьдесят седьмого на Ленинградском шоссе

случилось лобовое столкновение с грузовиком ЗИЛ.

В семьдесят первом произошла вторая такая авария —

встречное столкновение с «Волгой».

У «эпохи полного абзаца» были и настоящие герои…