Записки мальчиша-плохиша 10/10

___________________________________
Моё первое воспоминание – ОДИН ДОМА
___________________________________

Ваши детские вспоминания сфабрикованы головным мозгом - ученые
___________________________________

1958 год. Изюм, улица Ивановская. Зима. На улице вечер. Мне три с половиной года. Бабушке Фене нужно отлучиться через несколько дворов к подружке по делам. Я не соглашаюсь один оставаться дома. Взять с собой бабушка меня не может. На дворе ночь. Дом жарко натоплен.  Я вымыт, укутан в простыню и лежу на топчане у окна готовый ко сну. Но бабушка каким-то тайным образом уговаривает меня посидеть одному.

Бабушка даёт последние распоряжения, как себя вести, главное – не вставать с топчана, не бродить по холодному полу (в натопленной хате, построенной еще до революции, укрытой камышом и соломой, пол был земляной) и скрывается за дверью, откуда на меня подуло уличным холодом. Мне становится страшно, жуть постепенно охватывает моё одинокое, оставленное на произвол судьбы тело. Я начинаю медленно хныкать, но не громко, чтобы не привлечь внимание чудовищ, которые бродят вокруг хаты. Лежа на топчане, я достаю ногой до окна и слегонца бью пяткой в шибку.  Окна маленькие, стекла мутные, за ними кромешная темнота, которая пугает меня пуще всего. Чем больше я боюсь, тем сильнее выстукиваю в стекло пяткой.
Сколько это продолжалось – сказать не могу, но мне показалось долго-долго. Но как только открывается дверь и на пороге появляется любимая бабушка со словами облегчения, я так сильно двигаю ногой в стекло, что степло рассыпается вдребезги и ранит ногу. Холод сразу метнулся в комнату, всюду кровь, я реву что есть силы, перепуганная бабушка с порога бросается меня спасать...Дальше мало что сохранилось в детской памяти, только большая подушка, которой заткнули оконце хаты, и перевязанная чистой тряпичкой пятка, на которую больно ступать...И еще слово "ах, паразит!", которым потом всегда будет обзывать внука бабушка после моих детских проказ...

ТОЛСТЫЙ

С первого класса я учился с Валей Бородай из нашего двора. Девочка она была болезненная: слабенькая и худенькая. Часто пропускала уроки, и ее мама поручила мне опекать подружку. И я опекал - по дороге в школу и домой. Как-то по пути после уроков говорили обо всех наших одноклассниках. Перед домом стали обсуждать наших "толстунов".

– У нас в классе три толстяка! – сказал я.
– Четыре! – самоуверенно поправила меня девочка.
–  И кто четвертый? – немало удивился я.
–  Ты! – без сомнения простодушно ответила худенькая Валя.
– Не может быть? – я остановился, пораженный этому откровению девочки, поскольку всегда считал себя большим, крупным, но не толстым. Тем более, что до этого случая, никто и никогда меня в этом не обвинял.
–  Конечно, ты вон какой толстый, –  настаивала на своём Валя, размахивая передо мной тоненькими ручками.
Но я слушать её дальше не стал, а побежал домой. Бросив портфель, сняв куртку и одежду, в одних трусах остановился у зеркала и принялся себя внимательно рассматривать. Ничего толстого в себе я не находил. Видел себя большим, крупным, сильным. Для пущей убедительности сжимал руки, демонстрируя скромные мальчишеские бицепсы. Видел себя в отражении, ну, никакой не толстым, а всё это эта завистливая мелюзга придумала.
На следующий день уже шел в школу самостоятельно, и вернулся без Вали. И в классе держался от нее подальше. Валя почувствовала перемены в наших отношениях и тоже держалась особняком.

Через две недели мы столкнулись с Валей во дворе. Я был со старшими мальчишками, которые принялись дразнить хлипкую девочку. Я тоже поддержал их обидные слова. До этого Валя терпеливо сносила брань мальчишек, но когда к ним присоединился её бывший друг, то она неожиданно бросилась на меня с кулаками. И в ответ я начал её бить.

Я бил её со всей мальчишеской силы, вкладывая в удар всю недетскую мощь, которой уже был наделен. Валя отлетела от моих ударов, но я догонял ее и снова колотил. Бил руками и ногами, под дружное одобрение соседских пацанов. И, остановился только, когда меня скрутили взрослые, которые выбежали на крик. Окровавленная девочка с трудом уползла в свой подъезд, где ей навстречу с криком бежала мама.

Вечером пришла к нам мать Вали. Она кричала, плакала, говорила, что Вале вызывали врача, она так пострадала.
–  За что? – не понимала мама Вали. – Вы ведь так дружили!
Я молчал. Потом приступила к разбирательству моя мать. В руках у нее был тяжелый аргумент – ремень, который она пустило в дело. Она тоже спрашивала:    за что ты, зверь, избил девочку? Но я упорно молчал. Я сам не понимал – за что я побил хрупкую, болезненную Валю, потому что уже не помнил – с чего началась моя обида?
И молчал всю жизнь до этой минуты, когда вы все узнали вместе со мной подлинную правду. Потому что только сейчас, когда я стал большим и, как справедливо заметила Валя, толстым, эти два эпизода у меня связались воедино.

PS:

Недавно одноклассница прочитала этот рассказ Валентине Бородай, но она искренне удивилась –  ничего такого не было, это Вовка что-то придумал! Потом мы общались с Валей по скайпу и она читала мне свои стихи, которые пишет всю жизнь. А про мои мемуары детства даже не вспоминали…

СМЕРТЬ ВОРОБЬЯ

… история начинается...

Сергей Жадан


Моя личная история начинается с убийства крохотного воробья, которых в Изюме почему-то называли жидами...Дворовые приятели  из рогатки легко убивали птиц десятками, а я был не настолько удачливым в нашей мальчишеской охоте... Мастерил рогатки вместе со всеми, готовил дробь, но никогда не попадал ни в одну птицу, хотя метко стрелял по консервным банкам…А мне так хотелось убить воробья.
………………………………….

Но однажды, по дороге в магазин за хлебом, я увидел одинокого беззаботного  серого воробья, мирно клюющего семя травы на поляне, среди кустов акации… И тут я понял –  это мой! Но рогатки в эту минуту с собой не было. Тогда я поднял с земли тяжелый камень, сделал несколько осторожных шагов запрограммированного на удачу охотника, и швырнул в сторону птицы. Я был, как никогда, точен и радостно ощутил удачу попадания, которая разлилась во мне теплом…Но при этом я услышал, как противно чавкнуло беззаботное серое тельце и воробей, не успев расправить крылья, остался лежать под  булыжником...

Я торжествовал! Сердце мое трепетало радостью победителя, которому наконец-то удалось добиться успеха в схватке с птицами. Оглянулся вокруг, но никто не видел моей победы!

И я шагнул вперед, чтобы рассмотерть свой трофей. С выползающим снизу живота страхом и волнением поднял камень, и увидел  кровавое месиво в перьях.
Тошнотворный ком подкатил к горлу...Мне захотелось плакать, но я настойчиво давил в себе слёзы юного убийцы...Пять минут я не знал,что мне с этим делать, куда бежать, кому рассказать о жуткой победе, и как мне стало плохо,
но в эти минуты я твердо решил - БОЛЬШЕ НИКОГО НИКОГДА НЕ УБИВАТЬ!

Я тут же закопал убитого мною воробья, и только потом отправился за хлебом, но никому  и никогда не рассказывал  о своем первом и единственном

торжествеохотниказаптицами.

Эта случайная удача обнаружила во мне  слюнтяя и слабака...Но как-то потом  я прожил довольно долгую жизнь, больше не замарав себя кровью…

ДЕТСКИЕ МЕЧТЫ

Детей опрашивают в саду: кем хотите стать, когда вырастете? Потянулись вверх ручонки, зашумели наперегонки:
– Генералом!
– Лётчиком!
– Космонавтом!
– Артисткой!
–  Продавцом мороженого!
Долго не стихали голоса детских фантазий, которые вызывали улыбки умиления на лицах воспитателей… И только один мальчик тихо-тихо прошептал:
–  А я хочу быть с-ума-сшедшим...
Дети рассмеялись. Взрослые многозначительно переглянулись. Разве объяснишь этим карьеристам и их пособникам, что слышал ребенок среди ночи, как мама нежно называла папу «сумасшедшим»... А мальчику уже с малых лет не хватает в жизни таких трепетных слов.

РУССКАЯ СКАЗКА

Памяти моих родителей Василия и Любови посвящается


Прибежала соседка, закричала:

–  Идите, смотрите – ваш отец опять летает по небу, распугивая птиц!

Мама заплакала, запричитала:

– Господи, за что нам такое наказание? Лучше бы он напился и валялся в канаве, как все люди. И зачем показывать, что у тебя есть крылья?

Соседка удивлённо посмотрела на маму:

– И чего так убиваешься? Налетается мужик досыта, так хоть домой вернётся чистым!

–  Да когда он добровольно возвращался? – негодовала мама. – Мне же за ним и лететь! А сколько ещё дел в доме!

–  А можно мне? – спросил я у мамы.

–  Глядите, и этот туда же, –  всплеснула руками мама, доставая из тёмного чулана пыльные крылья.

ВОСЬМОЕ МАРТА

После смерти отца мама дважды пыталась устроить свою личную жизнь. Помню дядю Володю. В сером костюме из недорогой простой ткани. Работал он на мясокомбинате. Передвигался по городу Изюму исключительно на велосипеде, пахнул водкой, кровью и сытостью... С работы в сетке доставлял в дом замокший бумажный пакет с мясопродуктами. Часто самостоятельно, никому не доверяя, готовил говяжью печенку и свежую кровь - любил потреблять под водочку. Но был худым. Постоянно состоял в нетрезвом состоянии. Однажды в застолье, зажатый родичами с двух сторон, сильно выпил и ему стало дурно, выйти из-за стола не успел. И рвотной, плохо переваренной массой окропил всё и всех вокруг. Сохранился в памяти шумный скандал, замывание праздничной одежды и дурной запах...Больше ничего о дяде Володе не запомнилось, а вскоре он исчез из нашего дома вместе с велосипедом, запахом перегара и подгорелой крови...

А потом появился Валентин. Первая встреча с ним состоялась восьмого марта. Он пришел нарядный -- и сразу подарил маме коробку конфет. Они сидели на диване, коробка была освобождена от золотистой тесёмочки, и аппетитно расположилась между ними. Ровными рядами лежали в ней шоколадные конфеты. Это была "Ромашка". Об этом я прочитал еще на коробке. Конфет в доме не было, обходились клубничным и вишневым вареньем...Изредка - подушечки!

Мама с Валентином ворковали, а я не спускал глаз с волшебной коробки. Мне для порядка дали только одну конфету, чтобы я отошел и не мешал разговору. А так хотелось еще...Мама тоже съела одну конфетку -- ничего не ускользало от моего пристального счетоводческого взгляда...И благосклонно протянула мне вторую...Я тут же съел и её...Детским умом понимал, что нужно сделать паузу и дипломатично удалился в другую комнату, присматривая за коробкой конфет из-за двери...Мама еще взяла конфету, но тут же положила обратно, облизав смачно палец, на который прилип шоколад...В это время Валентин достал из кармана пиджака пакет и развернул яркий платок, от вида которого мама радостно рассмеялась..
–  Настоящий шелк,  – произнесла она.
–  Нравится? – спросил Валентин.
–  Очень! – мама набросила платок на плечи и, поднявшись в обновке, глянула себя в зеркале. Воспользовавшись моментом, я выскочил из укрытия и, стремглав пролетев по комнате, ловко выхватил из коробочки еще одну конфету, которую отложила мама, и запустил быстро в рот...Праздник примерки шелкового платка отвлёк гостя и я снова посягнул на очередную сладость, и тут же уловил осуждающий взгляд Валентина...Но кавалера отвлекла мама, благодарным поцелуем...А я снова пошел на штурм коробки...Когда радостные мама и Валентин вернулись на диван, то гость зорким взглядом пересчитал содержимое: коробка к тому моменту оказалась уже на треть пуста.

– Ну, братец, как ловко ты подарок для мамы оприходовал, – упрекнул меня новоявленный жених с подарками.

– Та хай хлопчик поест, – добродушно сказала мама и протянула мне всю коробку. Я подхватил великую ценность того дня и, не замечая больше строгого взгляда Валентина, скрылся в соседней комнате, оставив молодых наедине. Для меня в эти минуты не было ничего важнее конфет "Ромашка" в коробке, которые я попробовал 8 марта 1963 года впервые...А было мне тогда восемь лет.

Обжираясь шоколадными конфетами я даже не предполагал, что меня ждёт несладкая жизнь с Валентином, который станет надолго отчимом. И это будет длинная печальная повесть до моего ухода в армию, которая началась с волшебной коробки конфет "Ромашка"...

Я УЗНАН СТАРЫМ КЛАДБИЩЕМ

Я узнан старым кладбищем. Могилы отца и матери выбежали мне навстречу: Сынок, где ты так долго пропадал? Мы так соскучились без тебя! Почему не навещал нас?
А что я мог ответить папе и маме?
Они умерли так рано, и стало страшно оставаться в этом городе, где смерть задевала меня за живое. Я сбежал в другую часть света, где всё цвело, благоухало и плодоносило, где мир молодел на моих глазах и никогда не напоминал о мёртвых… Но вот недавно мне пришлось и там завести могилу жены, и теперь я бегу из этого края, который, как оказалось, тоже окольцован кладбищами - смерть плотно взяла меня в оборот…
– Не понимаю, почему ты убегаешь, разве ты не понял, что тебя там любят? – спросила мама.
–  Знаю, мама, что любят, но не ведаю, что такое любить самому? – поделился с родителями своей печалью.
–  Бедный, бедный сынок, –  загрустил отец. – Как страшно за твоё будущее!
–  Господи, папа, какое будущее? У меня уже большие внуки!

Ничего, думал я, уходя с могил родителей. Ещё много мест, где я не был на этом и особенно на том свете, где я ещё сумею на людей посмотреть и себя показать жизни, которую смерть побоится задеть за живое. Чтобы люди крепче врастали в планету, их закапывают в шар земной после смерти. А они разрастаются корнями воспоминаний, а затем верхушками деревьев щекотать пятки соединённым штатам неба.