Тверь литературная - ко Дню города 10/10

Хотя столицей Великой Руси

Тверь наша так и не стала,

коварные москвичи не дали,

но шансы были велики --

после татарского нашествия

главные русские города

лежали в золе и пепле,

народ ушёл на север,

Орда осела и обленилась,

выдавая ярлыки на княжение

тому, кто больше заплатит.

Москва по части интриг

преуспевала всегда больше,

поэтому нашего тверского князя,

железной рукою воина

сдавившего горло москвичам,

те, изверги, оговорили перед Ордой,

обвинили в страшном заговоре,

хан без особых раздумий

велел нашего князя пытать,

а потом и вовсе казнил --

так вот и стала наша Тверь

провинциальным городом.

Тем не менее зачастую

именно вот такие простецкие,

пыльные, захолустные города,

становятся родиною людей,

чьи великие имена потом

с придыханием повторяет

каждый русский человек.

Начну с Гаврилы Державина,

который по молодости 

именно у нас, в Твери,

с треском проиграл в карты

маменькино имение,

но зато чудом, на последний рубль

выиграл его обратно...

Пушкин, "наше всё", 

бывал в Твери

никак не менее тридцати раз,

блистал на дворянских балах,

заменявшими тогда дискотеки,

танцевал полонез и кадриль,

чаруя внешностью и манерами

местных томных красавиц,

прославил "пожарские котлеты"

осчастливил некую мадам,

нахально стащившую (факт!)

из рук оторопевшего Пушкина

стишок, написанный поэтом

совсем другой даме.

Удивительное дело,

но редкая тверская свадьба

обходится без посещения могилы

этой самой Анны Петровны Керн,

у надгробия которой все молодые

торжественно клянутся друг другу

в вечной и чистой любви,

образцом которой мадам Керн

в своём замужестве вовсе не была,

являясь скорее образцом адюльтера,

нежели светлой непорочности.

Проживал в Твери когда-то

небезызвестный Иван Крылов,

сын отставного боевого офицера,

в четыре года вместе с отцом

приговорённый Пугачёвым

к смерти через повешение.

Слава Богу, обошлось,

и вскоре великий баснописец,

осиротев, совсем юнцом

начал свой трудовой путь

в Тверском губернском магистрате,

попутно сочиняя стихи и пьесы.

А вот Салтыков-Щедрин,

сам хоть родом из наших мест,

откуда-то из-под Калязина,

тот был назначен в Тверь

сразу вице-губернатором,

привёз жену-красавицу,

строил большие планы

по искоренению произвола и коррупции,

но надолго в городе не задержался --

за свои либеральные взгляды

чуть не попал было в крепость,

но обошлось ссылкой в Вятку --

она, вовсе не Тверь, и есть прототип

знаменитого города Глупова.

Больше всех мне жаль, конечно,

доброго, честного и доверчивого

Ивана Ивановича Лажечникова,

чьи исторические романы

так высоко ценил сам Пушкин.

Автор "Ледяного дома" двадцать лет

верой и правдой служил в Твери,

дослужился до вице-губернатора,

был ошельмован подчинёнными,

обвинён в крупной растрате

выслан в захолустный Витебск,

вернулся и умер в полной нищете.

Елизавета Алексеевна Арсеньева,

известная московская барыня,

бабушка Мишеньки Лермонтова,

берегла внука, как могла,

считая Тверь гнездом разврата,

поэтому создатель Печорина

бывал у нас в городе проездом

официально целых восемь раз,

но местные краеведы считают

такое поведение поэта странным --

уж очень много друзей Лермонтова

проживало тогда в Твери.

Среди таких друзей числился

тот самый небезызвестный

Александр Иванович Тургенев,

первооткрыватель Пушкина,

его спонсор и заступник,

бескорыстная и святая душа,

раздававший деньги каторжанам,

по странному велению судьбы

единственный известный человек,

приехавший хоронить поэта

в Святогорском монастыре.

Но бывал в нашей Твери

и другой Тургенев, Иван Сергеевич,

у которого несколько лет

был волнующий роман

с сестрою великого анархиста Бакунина --

да, да, и тот жил в наших краях --

роман, оставивший неизгладимый след

в памяти автора "Бежина луга".

Чаадаев, Гнедич, Дмитриев, Кипренский --

сколько известных имён связано с Тверью,

где в Императорском путевом дворце

долгими зимними вечерами

читал «Историю государства Российского»

особам из фамилии Романовых автор,

Николай Михайлович Карамзин.

Командированный по делам,

исколесил всю Тверскую губернию,

набирая бесценный материал

для своих лучших пьес

Александр Николаевич Островский,

«Гроза», «Бесприданница» --

вся красота волжских просторов,

которыми любуются герои пьес,

вот она, списана с пейзажей

Старицы, Городни и Ржева.

Жил в Твери даже Достоевский,

вернувшийся из ссылки,

он снимал квартиру в гостинице,

писал «Записки из мёртвого дома»,

«Униженные и оскорбленные».

Сам Лев Толстой не раз и не два

приезжал в наши края.

Максим Горький написал здесь рассказ,

ставший его первой публикацией,

а соседом Горького по квартире

был мальчик Серёжка Ожегов --

тот самый Ожегов, который напишет

"Словарь русского языка".

Приезжал сюда читать стихи Есенин,

бродил пешком по городу Маяковский,

которого местные ценители поэзии

забыли почему-то встретить

на железнодорожном вокзале,

поэт обошёл за полдня весь город,

культурно отдохнул 

и вечером сам явился

на собственное выступление.

Анна Ахматова и оба Гумилёвых

тоже жили неподалёку от Твери,

в тихом уютном Бежецке

нынче стоит им красивый памятник,

сам городок уникальный –

одни деревянные дома,

архитектура начала прошлого века…

Наезжал в имение на лесных озёрах

к тяжело больному другу Левитану

сам Антон Павлович Чехов,

человек раздражительный,

оставивший опешившим потомкам

загадочное описание тверских мест:

"Дороги кислые, сено паршивое,

дети имеют болезненный вид...

Холодно. Местность болотистая.

Пахнет половцами и печенегами».

Жил у нас в ссылке в 30-е годы

знаменитый Николай Эрдман,

насоветовавший Мандельштамам

спрятаться от режима в Твери --

жили Осип и Надя в деревянном доме

неподалёку от ПМЖ моей мамы,

делили квартиру с семьёй рабочих,

обожавших оперную классику,

вечерами дружно пили чай,

днём Мандельштамы мотались в Москву,

искали защиты у знакомых,

хлопотали – напрасно...

После войны под Тверью

в глухом рабочем поселке

под странным названием Туркмен

обосновался Варлам Шаламов,

в 56-м его реабилитировали

в здешнем новом управлении КГБ,

старое здание управления

внушало панический ужас --

мало того, что в его подвалах при Ежове

расстреляли пять тысяч народу,

так ещё и добавилась

мутная история с поляками.

Вот такая она, литературная Тверь...

Добавлю всего лишь немного –

мелкий стишок,

написанный как-то мною

во время прогулки по городу.

Не такая Тверь и нищая

на поэтов,

хоть и старая!

Выйду на бульвар Радищева —

Круг опять сидит с гитарою...

Упросить ещё бы спеть его!

Вот и Пушкинская...

Снова

я шагаю по Дементьева

к маме —

в домик на Крылова.