Комментарии пользователя

Хорошо пишете!

Не согласен в принципе.

Если все о ней узнали, то скорее всего действительно потому что это было кому-то нужно. А появиться может что угодно на ровном месте. В смысле, не из ничего, ведь первичного знания не то, что не бывает, а оно соотносится с картиной мира, ан как поменяли в мире все хладагенты, так про озоновую дыру и молчок: все сдаём теперь бабки на всемирное потепление, в котором вместо Гумилева –  Грета Тунберг))

Да, но сюжет ходящих мертвецов не выдают за научно обоснованный...;)

Да, но это самая бредовая ее часть)

Галина, в случае с Низами все сложнее. Гянджа, в которой он родился и жил, как и весь Азербайджан, была частью Сельджукского Султаната, государства, просуществовавшего 150 лет примерно. Языком сельджуков был огузский, а народы, которыми они правили, говорили на арабском и персидском языках, причём последний, наиболее развитый, был общепризнанным языком науки, политики и литературы. Население городов султаната было пестрым, Гянджа была важным этапом Шелкового Пути.

Литературный труд мог в те времена прокормить поэта только при условии, что у него есть покровитель: спонсор. В поисках таковых поэты конкурировали между собой, склочничали, часто переезжали. Низами разительно отличался от современников в этом смысле. Он имел профессию, неясно какую, которая могла прокормить. Но одновременно заниматься литературным трудом было некогда. Тем не менее, Низами написал свою первую, уже великую поэму безо всякой материальной поддержки. А вот «издать» ее не мог: только правитель в те времена мог позволить себе заказать многочисленные копии и этим прославить своё имя... и имя поэта)) И все равно Низами прославился рано: посвящение принял ну очень важный Сельджук. По договорённости и заочно. Заочность оставила поэта на бобах, но имя его прославила. Хотя оно поначалу не ассоциировалось с Гянджой. Низами был беден и славен всю жизнь. И всю жизнь прожил в Гяндже. Т е в Азербайджане. И все его не шибко щедрые, чтобы не сказать - прижимистые и даже жуликоватые спонсоры были Сельджуками. 

Думаю, принадлежность к городу была в те времена для городского человека важнее принадлежности власти. А для типичного поэта - наоборот: власть создавала условия. Но она же и требовала ходить на цырлах. Низами же был и остался в веках не только великим поэтом и энциклопедически образованным человеком, но и личностью: самостоятельной, как сказали бы Натановичи, боевой единицей.

А гумилевский этногенез наукой в строгом смысле этого слова считать не приходится. Много толковых рассуждений, замечательная разносторонность и беспомощное обобщение плохо стыкующихся фактов. Очень удобный инструмент для политических движений националистического... и великодержавного (парадокс?)) толка, имхо. 

Эльдар, я совершенно случайно в курсе, кто владел городом в двенадцатом веке. И да, это был культурный город, и да, Низами в нем, насколько я помню, как сыр в масле не катался. И я не знаю ни фарси, ни турецкого, но, никому не в обиду, слышал от уважаемых людей ещё в старые, добрые времена, будто возможности для самовыражения, предоставляемые поэту персидским, шире чем, скажем, те, которые предоставляет нам русский язык. Вот современник Низами Шота Руставели   Написал «Витязя...» на грузинском, и никаких, на первый взгляд, проблем, а ведь в восемнадцатом веке его книгу жгли! Грузины, между прочим...

Я Вас понимаю, Эльдар, Вы особенно чувствительны к тому, как относятся к Вашей Родине окружающие Вас люди, включая людей у власти. И вполне возможно, что в нынешних условиях повторять по-попугайски, что Низами был перс, перс, перс - свинство. Но факты, которые известны мне, например, по большому счету, таковы: Низами жил в Азербайджане и писал на фарси. Кем он был этнически - судить не берусь. Для меня это не имеет значения, да и историкам это толком не известно. Но поэтом он был бесспорно знатным, и жил в Гяндже. И если бы я жил в этом городе, непременно гордился бы тем, что вот тысячу лет назад... И Вы вправе этим гордиться. И Азербайджан в целом может этим гордиться. Пусть даже гордость эта, если выставлять ее напоказ, в какой-то степени иррациональна. Мое детство прошло в значительной мере в комнате, в которой родился классик белорусской литературы Максим Богданович. И мне всегда это было приятно. Хотя, при чем тут я: в этой комнате же кто-то все равно бы жил! Но да, культурное место! И какая разница, что в Минске в начале 20 в. больше, наверно, говорили на русском и на идиш, чем на белорусском! Да и потом не шибко на мове гутарили. В нем жили культурные люди, и чем больше обнаруживается культурных слоев и сегментов, тем это круче, имхо! Будь Низами хоть сто раз персом или курдом, пиши он хоть на арабском, но прославил он Гянджу, а не Тегеран. Вот это и нужно ответить зоилам.)

А я так думаю, что Пушкин был на четверть эфиоп. Но русский поэт на все сто. Что Пастернак был этническим евреем. Но на всю голову русским поэтом, что Бахыт Кенжеев - русский поэт, а вот Олжас Сулейменов - казахский, писавший на русском, что в стихах Искандер - русский поэт, а в рассказах - великий русский писатель из абхазцев, и последнее важно. Потому что от содержания и языка его прозы не отрешишься, как и от тех же атрибутов прозы Бабеля. 

А Низами... в его произведениях прослеживается общность с азербайджанским народом, или всё-таки больше с иранским? Есть мнение, академическое, что отец его был из Кума, а мать - курдская женщина... В общем, никто не мешает азербайджанцам гордиться гражданином Гянджи, но зачем же обижаться за «персидского поэта»? По чесноку, я думаю, что открути мы часики на девять с половиной столетий назад, Низами бы обиделся, если бы ему сказали, что он не персидский поэт. Кем бы он ни был этнически. Я Вам больше скажу, Эльдар, если бы мне сказали, что я не русский поэт, а еврейский, мне бы это не по нраву пришлось. Хотя спросите, кто я, и я с гордостью отвечу: «еврей». Кстати, американцы при этом меня не поймут: я для них снова русский, и снова я не против. 

И хотел бы я видеть, как ответил бы карибский квартерон Дюма любому, кто назвал бы его не французом: «К барьеру, сударь!»)))

Со взаимным уважением: спасибо!)

И вытащим рыбку сере-бря-ную!)

Скрестив пальцы))

Безмерно благодарен в любом случае.

Спасибо за интерес, Владимир.

Добавлю: не жулик, а ИГРОК. Исключительно, заметьте, по правилам. И это красной лентой прошивает сюжет. Венчающийся, впрочем, победой жабы над жуком, иллюстрирующей моральное превосходство рассказчика. Что ж, рассказчик не игрок, плюс ему в карму. Но победила жука не жаба, а бактерия. Как тиф - Наполеона)

Гениальность Бальзака в реализме такого показа, а не в его анализе. 

Возьмём Гюго. Помните сценку суда уголовников над Жаном Вальжаном (монетка с секретом и всё такое)? Детали бар, а реализм ёк. Не эпизод, а именно что сценка: как нарочно для театра написана. Ни дать, ни взять - оммаж «Парижским тайнам» Сю. У Бальзака такого не найдёте) Все, включая гниющие продукты и золото в золе описано достоверно. 

Достоверен и Гоголь. Даже в «Вечерах...» 

И что, Вы всерьёз поставите Плюшкина рядом с Гобсеком? Чичикова же интереснее сравнивать с Остапом, а не нашим ЛГ: Гобсек не благородный жулик. Он ВООБЩЕ не жулик, в этом-то все и дело)

Зачем отменять, если достаточно вникнуть:

http://www.svbs.by/news/2020/08/31/pritcha-o-bogatom-yunoshe

Заметьте, я человек не религиозный, тем более, не христианин, однако для меня является прозрачным и очевидным, что именно высшее общество, в котором вращается рассказчик, считает своё богатство наградой за благородство в широком смысле этого слова. А что оно считает благородством, можно прочитать у Толстого, в параграфе о том, как Вронский время от времени занимается «делами», там ЛН поясняет, что по его понятиям карточный долг - долг чести, а портному можно и не заплатить, что лгать западло, но мужу можно, и т д. Интересно, что у Крестовского в Петербургских Трущобах есть буквально такой же параграф, но речь в нем идёт о понятиях, по которым живет князь Владимир. А ещё интереснее то, что «Трущобы» старше «Анны»! Вряд ли можно заподозрить графа Толстого в плагиате: идея уже просто висела в воздухе! И Бальзак не то, что её повесил, но явно вбил свой гвоздь!))

Так - прозрачнее? Или нужно подробнее о Гобсеке?) 

Привет, Тома. Хорошее. Очень. Блошкой не обижу? «Я маков букетик собрала для мамы,»- ударение.  Не смертный грех, но вдруг решишь поправить...

Вам спасибо, Никита. А если и Вы поделитесь адресочком, а то и замолвите словечко со ссылочкой или познакомите с литературным агентом, то благодарность моя «не будет иметь границ в пределах разумного»: упомяну в предисловии!))

У меня ещё много как раз «такого уровня», в т ч и собственного, без налёта вторичности.

Дополню: что значит «взглянуть».

Не проявить эмпатию к ЛГ, а восхититься им, восхитился же Гюго Жаном Вальжаном, а не просто посочувствовал). А Бальзак как бы извиняется за свою к герою симпатию... имхо. Это не делает произведение слабым. Оно такое, каким написалось. Это не делает слабее Бальзака: он честный свидетель времени. Но не критик. А поколения критиков используют произведение, как символ. Мир меняется, а отношение к Гобсеку - нет. Во многом, конечно, и потому, что чем дальше, тем труднее разобраться: а что это происходит в повести «по факту»?)

Вот видите, и Вы туда же)) А я просто не вижу объективных доводов в пользу противоречивости личности Гобсека. Да, никто не ангел. Но именно Гобсек представляется мне очень целостным, а отношение к нему автора - предвзятым. Бальзак, на мой взгляд, во многом нарисовал человека будущего, осудив атрибуты такой личности с позиций морали современного ему классового аналога  нынешней «творческой интеллигенции». А мог бы, справедливости ради, взглянуть на общество с «передовых», что ли, позиций.)

Книжки нет. Но рассмотрю предложения))

История тут такая:

Много лет тому назад

Я был тоже волосат.

А теперь на мне остался

Волосатым только...

В общем, однажды, тому назад лет двенадцать, думаю, стоял в очереди в магазине. Да-да, в Америке бывают очереди. На кассу... Дело шло к Рождеству, и очередь была изрядная. От совершенно нечего делать, взял я в руки книжку, там их как раз для таких и положили, у кого руки не на месте: глядишь, полистают, полистают и купят, не дочитав. Картинки ничего такие были, стишки мне не показались сперва. И вдруг вижу вот это:

I made myself a snowball

As perfect as could be.

I thought I'd keep it as a pet

And let it sleep with me.

I made it some pajamas

And a pillow for its head.

Then last night it ran away,

But first it wet the bed.

Тронуло меня маленькое стихотворение до глубины души и, одновременно, вспомнилось почему-то, как Лена Грубина, подруга-художница, в старые добрые времена показывала мне, как работать с темперой: на бумажном развороте отодранной от закончившейся общей тетради коленкоровой обложки живенько написала лежащего под одеялом мальчонку со светлыми всклоченными волосами, мальчик лежал на кроватке в нише, а за окном над ним – зимняя ночь... Художник Лена была изрядный, я эту ее работу даже взял с собой в Америку, уложил в багаж, да не уследил: делась куда-то. И нахлынуло:

Однажды я четыре дня

Пирожных не хотел, а

Хотел, чтоб кто-то у меня

Пушистый был и белый!

Щенок или котенок как,

Но тут, дела такие,

У мамы нашей на собак

И кошек – аллергия...

Мне было сказано: «Дружок,

Не может быть и речи!»

И я слепил себе снежок

И в дом принес под вечер.

Он был совсем еще слепой,

Пушистый, белый самый!

Я взял его в кровать с собой

Тайком от папы с мамой!

Вдвоем нам было хорошо

В уютной, теплой нише,

И я заснул. А он ушел.

Тихонько – я не слышал...

Ушел в узоры на окне,

В полуночную стужу...

Ушел. Но перед этим мне

В постели сделал лужу!

Я на автопилоте расплатился за покупки, книгу оставил на прилавке, не до неё было, хотелось дойти до машины и записать все это. И только дома вспомнилось, что я не посмотрел, кто же автор. Ничего, гугланул. Оказалось, некто Шел Сильверстейн. И тогда я отправился в книжный и купил несколько его книг. И сел за...

В общем, так: Шел оказался страшно знаменитым, причём американцем до мозга костей. Переводить его не имело смысла, ИМХО. Его нужно было пересадить на русскую почву, основательно удобрить и хорошенько полить. И посмотреть, что из этого вырастет. 

Далеко не все зерна проклюнулись. Но, худо-бедно, насобиралось, см. выше. С этим уже можно было попробовать связаться с автором, хотя от его трудов остались, в основном, корешки... но тут выяснилось, что Сильверстейн умер в 1999 году. Я поделился пересказами его стихов с друзьями, и мне указали на переводы Кружкова. Я прочитал их, это таки скорее переводы были. И тут мои нескладухи обнаружил Севриновский, который тоже переводил Шела. Точно и талантливо, он так все делает. Причём, Владимир пошёл дальше и таки связался с правообладателями. Которые, как выяснилось, совершенно не против переводов и публикаций... но только книг целиком, да ещё с авторскими иллюстрациями! Севриновскому удалось договориться на публикацию сэмплинга, см в Журнальном Зале, а Кружков лукаво не претендовал на точность переводов и представил их как пересказы. Ещё выяснилось, что одну из книжек целиком перевели на немецкий, но, по отзывам знающих людей, вышло предсказуемое не то... 

Интересен и сам Шел. Многогранен. Художник, автор песен, пьес... Как журналист, работал в очень взрослых изданиях. Грешил неформальной лексикой, но для детей писал совершенно штучные вещи... Мне предпоследнее близко, это ведь тоже я:

Однысь на парашюте я, бля,

Отважно прыгнул с дирижабля. 

Удачно приземлился, бля,

Но сел с размаху на грабля...

Инвалид. 

Или:

Не играй на пианинах,

Надоели мне они нах,

Все умеют на фонах, 

Завтра купим арфу, нах!

И многое другое...:)

В общем, разминулся я с родственной душой. И, самое паршивое, не верю во встречу в мире горнем. Пока стихи в Интернете, я спокоен, как удав в джунглях. Публиковать же за свой счёт, рискуя завязаться с правообладателями (хотя здесь все чисто и никто никому ничего не должен, но испортить настроение и отнять время – наверно, могут) не собираюсь: в данных условиях это дело профессионалов. Маленькие издательства не станут печатать из тех же соображений, а большие с высоты своего роста вряд ли меня разглядят))

Народ голосует прочтениями. Почти сотня прочтений тут, сотни прочтений там... Как выглядел настоящий pollice verso, науке (мало кто знает) неизвестно: может, большой палец указывал вниз, может, вверх, а может и вовсе в сторону, но если из восьмидесяти шести людей двое высказались в поддержку тирании, это ровно на четверть меньше, чем лукашенковские три процента, ну пусть даже кто-то поленился, все одно: что там, что здесь, математика - она такая)

Надо посовещаться...

Всем надо на кого-нибудь молиться:

Хлобыстать из-под чьей-нибудь пяты

Контент на интернетные страницы...

Для этого придуманы коты...

Внезапно прекращаешь жизни прожиг

И, мира беспорядочного из,

Идёшь домой и учишься у кошек

Такому, что куда тебе, буддизм!